Люди устали от постоянного напряжения и пошли искать развлечений

— Александр, давайте сразу начнем с главного вопроса: как кризис повлиял на концертно-гастрольный бизнес в Красноярске?

— Наш бизнес как никакой другой зависим от экономического состояния страны и ощущений людей от него. Можно даже сказать, что он является эдакой лакмусовой бумажкой. Когда все хорошо — люди идут на концерты. А когда не очень — начинают экономить и в первую очередь отказываются от зрелищ. В этом плане прошлая осень была очень показательна — зрительский интерес упал процентов на 50. Соответственно и нам пришлось ужиматься — если раньше мы, в «Музыкальном городе», стабильно проводили порядка сотни мероприятий, то тут пришлось сократить их число до 50.

— Ситуация держится или как-то меняется сейчас?

— Определенный рост рынок начал показывать где-то в марте. Спрос начал выравниваться. Правда, я бы не говорил об этом как о следствии стабилизации экономики. Скорее всего, причина в том, что люди нынче не поехали за границу, а остались в городе. При этом они устали от постоянного напряжения и пошли искать развлечений. А концерты в этом плане — самое доступное. Вот и идут. В целом же, до лета я точно не жду никаких существенных сдвигов спроса. А вот по осени ожидаю, что концертный рынок в России начнет стабилизироваться.

— А есть разница между нынешним кризисом и 2008 годом?

— Да, тот кризис прошел более-менее незаметно. Он не был таким глубоким, не так лихорадило рынок. Люди понимали, что кризис сильно задел Америку и Европу, а вот Россия на тот момент справлялась за счет стабилизационного фонда. Иначе говоря, у людей не было страха перед будущим. Сейчас же наоборот: люди не понимают, что происходит, что будет дальше. Санкции, Украина и прочее — сильно добавляют напряжения.

— Кстати, об Украине. Ходили слухи, что отмена весной прошлого года концертов «Океана Эльзы» произошла по воле властей предержащих и именно из-за украинского конфликта…

— Да что там слухи… Все так и было. У «Океана Эльзы» был запланирован глобальный российский юбилейный тур. «Музгород» в нем тоже участвовал, мы были уже в рекламе и продажах. Планировался крупный концерт во Дворце спорта Ярыгина. И тут, как по принципу домино, посыпались города: власти запрещали проведение концертов, забирали площадки. Нам по тем же причинам в итоге тоже пришлось отменить концерт. Впрямую не запретили, но дали четко понять, что концерта не будет: пришло письмо, что по техническим причинам проведение концерта во Дворце невозможно.

— А так называемые православные активисты и прочие общественники, активно действующие в Новосибирске, здесь, у нас, сильно мешают?

— Честно сказать, я пока не понимаю почему именно Новосибирск стал эпицентром этого движения. В Красноярске все много проще и тише. Да — были звонки, рекомендации, нас даже вызывали в администрацию по этому вопросу. Но я принципиально не пошел, поскольку считаю, что музыка должна оставаться вне политики. С другой стороны, раз уж такое происходит, то не надо везти в тур, скажем, Мэрилина Мэнсона. Зачем?! Бороться с ветряными мельницами не самое разумное занятие. И с этим нужно считаться, составляя репертуарные планы. Таковы реалии.

— Хорошо, вернемся к более рутинным и приземленным реалиям. Как в связи с кризисом и всеми этими рисками изменились цены на билеты? Выросли или, может, наоборот снизились?

— Не снизились точно. Был определенный тренд к росту, но мы его удержали. Повысить цены в тот момент означало бы совсем лишиться публики.

— Почему они могли вырасти? Курс доллара?

— Конечно, ведь гонорары артистов зачастую исчисляются именно в долларах. Это, кстати, был первый шаг, который мы сделали, чтобы удержать цены на билеты — перевели все расчеты в рубли. Если кто-то настаивает на евро и долларах, то с таким мы до поры расстаемся.

Второе, что постоянно пытаемся делать, — это двигать бытовой райдер (перечень требований артиста к проживанию, питанию, транспорту и т.п. — ред). Бизнес-класс в самолете меняем на эконом. До гостиницы или концертной площадки везем артиста не отдельно, на представительском автомобиле, а вместе с группой. Да много что еще.

— А свои гонорары артисты не пересматривали в сторону понижения?

— Нет, такого не было. Скорее мы (промоутеры) пересмотрели подходы к нашей марже, уменьшив свои ожидания и запросы. К тому же, стали менять привычные площадки на другие. Взять недавний концерт Нино Катамадзе. Обычно она выступала в театре оперы и балета. Там зал на 800 мест. И это диктует максимальную цену за билет примерно в 3700 рублей. В этом году мы провели концерт в Гранд Холле «Сибирь». Вместимость зала 1700 мест. Да, мы понимали, что полный Гранд Холл не соберется, но смена места позволила снизить цену на билеты.

— А почему сделали в Гранд Холле, а не в БКЗ?

— Все потому же — из-за экономики. В «Сибири» аренда дешевле, да и подход руководства более гибкий. Это все же коммерческая структура, и с ними всегда легче договариваться. Если зал полон, не вопрос, мы заплатим 100 процентов аренды. Если заполнен, к примеру, наполовину, то они готовы идти навстречу, снижая ставки. Ну и, конечно, акустически Гранд Холл сильно выигрывает у БКЗ.

— Красноярские площадки насколько сейчас активно борются за право проведения концертов?

— Не сказал бы, что очень активно. У нас всего две большие площадки: Гранд Холл и БКЗ, между которыми делится почти 90 процентов всех концертов. Вот они борются, но БКЗ пока сильно проигрывает. Театральные же площадки, которые мы активно использовали в нулевых годах, сейчас отошли даже не на второй план. Во-первых, они репертуарные, и сейчас что у музыкального театра, что у театра оперы и балета все в порядке с финансами, со спектаклями. Для них уже не столь актуально проводить еще и концерты.

— Малые площадки, типа «Студии Дождя», «Эры», «Лофта» и прочих совсем не интересны большим артистам?

— Как правило, да. Это определенный формат, который требует совершенно иного подхода. Там просто не развернуться по звуку, свету, декорациям. Да, мы на старте «Студии Дождя» начинали с ними сотрудничать. Мы тогда договорились, что «Музыкальный город» входит в проект, чтобы помочь им раскрутиться. Это были мои риски, я терял деньги на этих концертах, но хотелось, чтобы в городе была концертная площадка, где можно проводить не коммерческие, но интересные зрителю проекты.

И на первом этапе понимание со студией было. А потом руководство решило, что инвестиционный период затягивается, и пора площадке приносить прибыль. Короче, терпения не хватило. Хотя я еще на старте говорил им, что невозможно за короткий промежуток времени раскрутить площадку, и нужно, как минимум, два года, чтобы сформировать аудиторию, «набить» тропинку для людей.

Так что с клубами я стал работать крайне редко. Сейчас их много, но все без определенной концепции и стратегии. Не интересно таким заниматься.

— Но с ныне почившим баром «Че Гевара» вы, помнится, плотно сотрудничали…

— Минимум два года отдал ему… Но «Че» — это совсем другая история. Когда он создавался, в городе вообще не было мест в городе, где можно играть рок-н-ролл в клубном формате. Это был уникальный проект и большая человеческая отдушина для меня. Сейчас все иначе.

— При всех этих сложностях с, назовем их, малыми площадками, тяжело сегодня искать артистов, которые способны собрать большой зал?

— Конечно, тяжело. Выросла конкуренция за проекты. Между промоутерами идет борьба за них, причем не шуточная. Сейчас очень много непрофессиональных промоутеров, которые тупо перекупают артистов, предлагая большие деньги. И вот тут начинается борьба, причем не только финансовая. По большей части она заключается в убеждении менеджмента артиста, особенно если тот впервые в России и еще плохо знает рынок. Очень важно в этот момент объяснить, что именно наше предложение позволит хорошо провести тур по всем показателям, а не только «срубить» денег.

— С кем проще в такой ситуации работать — с иностранцами или с нашими?

— Может показаться странным, но с иностранцами легче. Им важно все: техническая составляющая, логистика, бытовой райдер. Пока они в процессе согласования не убедятся досконально во всем, что их ожидает в каждом городе, контракт не подписывается. А вот менеджеры российских артистов как-то больше озабочены финансовой составляющей. Им не так важно, как пройдет концерт. Главное — деньги. Понятно, что потом они таким непрофессиональным или недобросовестным промоутерам все выскажут, туры проходят с постоянной руганью. Но на этапе принятия решения это в расчет не берется.

— Несколько лет назад вы говорили, что единственный верный способ заработать для прокатчика — это катать исполнителей шансона. Что-нибудь изменилось с тех пор?

— В корне — нет. Да, шансон по-прежнему способен «делать кассу». Но популярность его потихоньку снижается. Это справедливо для всех исполнителей в этом жанре, кроме, разве что, Лепса. Он сейчас вообще исполнитель номер один, собирающий рекордное количество зрителей. Это показал его осенний тур, прошедший как раз в разгар кризиса. В Красноярске он собрал два Гранд Холла — это ни много ни мало 3500 зрителей.

При всем этом есть хорошая тенденция роста зрительского интереса к рок-направлению — выросло новое поколение, другая аудитория. Именно поэтому мы стали в разы чаще чем, скажем, в 2009 году, проводить концерты зарубежных рок-исполнителей. Если тогда мы могли решиться только на один-два крупных роковых проекта в год, то сейчас я за сезон не боюсь и по четыре–пять ставить. Прошлой осенью вообще 11 зарубежных и роковых проектов было. Не все собирают зрителей, но я вижу эту тенденцию, этот рост, и надо его удерживать.

— Когда в Красноярск впервые приезжали Scorpions или певица In-Grid, зрители не верили, что они настоящие, говорили, что это двойники, а звезды в Красноярск никогда не поедут. Сейчас такого неверия уже нет?

— Именно на In-Grid я столкнулся с общим мнением, что она не настоящая, а привозят какого-то двойника. Она тогда была на пике популярности, и люди просто не верили в то, что ей может быть интересно сюда ехать. Приходилось прикладывать большие усилия даже не на продвижение концерта, а на убеждение людей, что это та самая In-Grid. Мы с ней даже записали видеообращение, где она говорила, что она настоящая.

Сейчас люди, конечно, привыкли, что Красноярск не дыра, и наша работа по привлечению сюда звезд дала свой результат. Никто не удивляется, что к нам приезжают не только старые именитые Deep Purple или Scorpions, но и артисты, которые находятся в мировом топе, на пике востребованности: те же 30 Seconds to Mars, Placebo, Die Antwoord.

— Договариваться с иностранцами стало легче?

— Конечно. Они же все друг с другом общаются очень плотно. И когда ты на высоком уровне организуешь концерт, это очень быстро разносится. Так было у нас с Джаредом Лето и 30 Seconds to Mars. Мы тогда очень хорошо отработали и буквально в течение месяца после концерта Лето подписали два контракта, которые не могли «проломить» довольно долго, причем на весьма выгодных условиях.

— Вообще иностранцев возить выгодно в плане бизнеса? Зарабатываете на этих концертах?

— Точно не подсчитывал, но, думаю, что имен 30 в Красноярск я привозил. Из них заработал я, дай бог, на пяти–шести. Остальные — в минус. Сначала это был такой пиар — эти проекты я рассматривал как имиджевые. Сейчас же с этим у «Музгорода» все нормально, и теперь это стратегический ход — формирование той самой рок-аудитории среди молодежи, которая через несколько лет войдет в фазу активного потребления. И вот тогда мы «отобьем» все наши затраты.

Александр Ибрагимов

Фото: Надежда Пинчук